Танки решают все! - Страница 120

120

Встревоженный Часов расспросил старого моряка про крымскую погоду, забеспокоился еще сильнее и бросился искать главного в полку знатока курортных мест. Зарембу он обнаружил в кубрике — начштаба тихо постанывал на ящиках из-под патронов. Хозяйственный, как все дети гор, Черкесиани доставал из вещмешка лимоны, кромсал складным ножом на неровные дольки и раздавал страдальцам. Заремба высосал, морщась, кислый сок и сообщил удивленно:

— Кажись, полегчало. Васико, дай добавку.

— Подожди, других лечить надо…

— Отдай ему мою долю, — распорядился Часов и, когда начштаба прожевал цитрусовый ломтик, сказал: — Майор, ты должен знать, какой грунт в Крыму.

— Суглинок, — моментально ответил Заремба. — Воду впитывает, как губка. Сейчас около нуля, грунт промерзлый, крепкий. А как зарядит дождь — сапоги в жирной глине увязать будут. Ногу выдернешь, а подошва там останется… Ну, это беда для пехоты, а танки, как говорится, грязи не боятся.

На танкистов его рассказ произвел очень неприятное впечатление. Некоторые даже забыли о качке. Сазонов пробормотал:

— Знаем эту мокрую глину — на каждую гусеницу намотается пласт в пять тонн весом.

Авербух поддакнул:

— Силовые передачи сгорят, трансмиссии порвутся, ролики сотрутся вдребезги, про фрикционы вообще молчу.

— Короче говоря, воевать надо, пока распутица не пришла, — подвел итог Алексей.

Мягкое покачивание с борта на борт убаюкивало. Подыскав свободное место в углу, Часов привалился к переборке и захрапел. На войне, как на войне: надо пользоваться каждой секундой для отдыха — потом не получится. Может быть, и вовсе никакого потом не будет.

В бухту Феодосии вошли поздно ночью. Над городом метались лучи прожекторов, рвались зенитные снаряды, противник обстреливал порт минометами, гудели моторы «мессеров» и «юнкерсов». Ветер швырял в лицо мелкую снежную крупу, пытался просочиться холодом; под полушубок и комбинезон. Отделенный от швартующейся «Ольги Громыко» несколькими пустыми причалами горел какой-то пароход.

— «Красный Профинтерн», — печально произнес Аристарх Тимофеевич. — Третий день потушить не могут.

Кавалерия спускалась по трапам в носовой части корабля, пехота — с правого борта, а танки и пушки сгружали портовыми кранами с кормы. Выкрашенные в белый цвет стальные громадины неторопливо плыли по воздуху, обмотанные стальными канатами. Колесные машины скатывали на причал по трапу. Экипажи прогревали моторы, готовясь выводить технику с территории порта.

В самый напряженный момент, когда неудачно зачаленный ИС едва не свалился в воду и все были на нервах, то есть громко матерились, к танкистам подбежал молодой старший лейтенант. Он представился адъютантом штаба корпуса и почему-то искал командира 56-й танковой бригады. Часов представился и, припомнив, что какая-то часть на легких танках Т-26 действительно грузилась в Анапе на транспорт «Громов».

— Про вас нам ничего не сообщали, — растерялся парнишка-старлей. — Ну все равно, поехали в штаб, комкор разберется.

Как раз заканчивалась выгрузка очередного танка, а гусеницы «сталинского мамонта» громыхнули, коснувшись бетонных плит, Алексей повернулся к адъютанту и сказал:

— Дельная мысль. Кто командует вашим корпусом?

— Полковник Краснобородов.

— Степан Аркадьевич? — обрадовался Часов и хохотнул. — «Молодой-красивый»? Надо же, как война людей сводит…

Штаб 31-го стрелкового корпуса располагался в школе на северной окраине города, под прикрытием невысокого холмика, носившего гордое название «гора Лысая». Двухэтажное здание почти не пострадало от артобстрелов и бомбежек, только стены посекло пулями. Стекла выбило близкими взрывами, и окна были заколочены фанерными щитами.

Леха нашел комкора в оперативном отделе — бывшем учебном кабинете, где тускло коптили самодельные светильники, сделанные из снарядных гильз. Краснобородов заметно постарел, на коротко стриженном черепе прибавилось седины, а давно не бритая щетина была совершенно белой. Увидав Часова, полковник немало удивился и проворчал, улыбнувшись криво и жалостливо:

— А ты чем провинился, молодой-красивый?

Разговор продолжился в пустой классной комнате за флягой небрежно разбавленного спирта. Краснобородов, которого Часов прежде знал как мужика без нервов и сомнений, выглядел растерянным, словно не понимал, чего хочет командование. В успех операции он явно не верил.

— И хуже ситуации бывали, — попытался успокоить его Леха.

Комкор отмахнулся, опрокинул в себя содержимое жестяной кружки и прорычал:

— Тебя не удивляет, что корпусом командует всего лишь полковник? Секрет прост — это ж одно название, а не корпус. Две стрелковые бригады двухполкового состава, танковая бригада на железе, которое забыли в мартен отправить, и два отдельных полка — конный да гаубичный. Ну и остатки бригады морской пехота. Между прочим, согласно первоначальному плану операции, в Феодосии должна была высаживаться армия, но потом переиграли — высадили всего лишь эту пародию на корпус. Весело?

— Не знаю, что и сказать…

— А я знаю! Мы наносим отвлекающий удар, чтобы оттянуть на себя часть сил противника из Севастополя и Керчи. Вот и бросили сюда тех, кого не жалко — второсортную пехоту и полковника, который за первый год войны две дивизии загубил. Непонятно только, за какие грехи смертные тебя сюда послали.

Часов начал догадываться, что попал на феодосийский плацдарм случайно, из-за Мехлисова самодурства, а на самом деле 87-й ТТПП планировалось высадить где-то в другом месте. Вероятнее всего, в районе Керчи. Однако попал он именно сюда, то есть воевать должен тоже здесь, а главное тут направление или отвлекающие действия — значения не имеет. Гораздо сильнее майора смутили слова Краснобородова про бригады второго сорта.

120