Танки решают все! - Страница 112

112

Корпус снова пополнили и перекинули на Полтавское направление, которое в августе стало Харьковским, а в сентябре чуть не стало Воронежским. В составе 1-й танковой армии Часову довелось наступать, отбиваться, выходить из окружения, бросать технику, командовать штыковыми атаками. В конце сентября, когда немцы выдохлись после Харькова и прекратили попытки пробиться к Белгороду, корпус — 200 человек и 8 танков — отвели на переформирование в Воронеж. Целых три недели они жили почти как люди, еженедельно мылись в бане, подшивали воротнички, принимали новую технику, обучали пополнение, писали письма родным, а самые везучие даже успели получить ответные весточки.

Передышка кончилась 6 октября, когда корпус подняли по тревоге, погрузили на платформы и отвезли в Изюм, где танкисты поступили в распоряжение 1-й гвардейской армии. Командармом оказался старый знакомый — командарм 1-й танковой Кирилл Москаленко, причем армия в самом деле была гвардейской — состояла из трех воздушно-десантных корпусов. Вся эта силища сгорела в два дня, когда Жуков и Москаленко нанесли молодецкий удар по северному флангу Паулюса — гнали богатырей-парашютистов в атаки по плоской местности, почти без артиллерии, практически без авиации. Тридцать тысяч отборных солдат полегли, сумев оттеснить немецкую дивизию на полтора километра. В этих боях полк Часова потерял половину машин и треть личного состава, погибли верные друзья Гученко, Гасанов, Кушнарюк.

Сдав участок другой армии, штаб 1-й гвардейской переехал на полста верст восточнее — к Артемовску. Сюда уже пригнали эшелон новеньких танков и дивизии, укомплектованные солдатами-ветеранами — сибиряками и казахами. Узнав, что предстоит наступление без артподготовки, командир одной дивизии попытался напомнить о требованиях Устава, за что был по приказу Жукова расстрелян перед строем за трусость. Стиснув зубы, Часов повел полк по голой равнине к холмам, на которых окопались немцы. Стреляя фугасными с коротких остановок и прикрывая тяжелыми корпусами КВ-3 идущую следом технику и живую силу, он сумел подавить противотанковые точки вражеской пехоты, после чего лавина средних танков ворвалась на высотки. Здесь их накрыли пикировщики, танки загорались один за другим, так что дальше пехота наступала одна, и все шесть дивизий превратились в батальоны, так и не добравшись до второй линии немецких траншей. Раненный осколками Гористов, когда его увозили в госпиталь, плакал и повторял, как в бреду: «Хрен с танками… главное, чтобы пацаны живыми остались…»

Потери среди личного состава действительно были невелики. Часть танков удалось оттащить в тыл, немного подремонтировать, и 20 октября корпус принял бой на подступах к Новочеркасску. Последняя машина сгорела в уличных боях, когда по радио транслировали репортаж о параде на Красной площади. Экипажи Т-34 отправили принимать технику в Сталинград, а танкисты Часова поехали в Челябинск, где впервые увидели новую машину. К концу ноября 87-й тяжелый полк, получивший танки ИС, но с огромной нехваткой танкистов был переброшен в Краснодар. Все ждали, что сразу после доукомплектования их бросят в ростовскую мясорубку, где уже два месяца шли бои за каждый дом. Однако пришел неожиданный приказ: командиру полка с командой опытных специалистов выехать в сопредельное государство для получения иностранной техники.

Наутро они сошли на перрон города Тавриз. Комендант станции, прочитав командировочный документ, зевнул и уныло пообещал дать грузовик.

— Тридцать человек — как-нибудь поместитесь. До аэропорта недалеко.

— Аэропорт? — удивился Часов. — Лететь придется?

— Нет, — отмахнулся пожилой подполковник. — Никто не знает, почему это место так называется. Там большой пустырь, на взлетное поле похож.

Ехать в битком набитом кузове пришлось не меньше двух часов. Грузовик неторопливо тащился мимо одноэтажных халуп городской окраины, мимо присыпанных снегом крестьянских полей, мимо дворов, где бродил не слишком упитанный скот и робко выглядывали одетые в лохмотья аборигены. Впрочем, изредка попадались дома побогаче, и Гаврилей попытался прочитать лекцию о классовом неравенстве. Он как раз заговорил о мировой революции, но машину подбросило на ухабе, замполит прикусил язык и остаток пути только матерился.

«Аэропорт», обнесенный колючей проволокой, официально назывался «Пункт приемки иностранной техники Советского транспортного управления». На огромной, в несколько квадратных километров, площадке, стояли рядами всевозможные автомобили — в основном «студебеккеры» с затянутыми брезентом кузовами. Встретивший команду Часова лейтенант-транспортник посоветовал майору присоединиться к другой, прибывшей ночным поездом, команде танкистов во главе с подполковником Манаевым.

— Знакомое имя, — заметил Заремба. — Мелькал в приказах.

«Нас тоже поминали, — подумал Алексей. — В тех же приказах». Командир 29-й танковой бригады Иосиф Манаев оказался молодым, худощавым, смуглолицым, горбоносым и на удивление светлоглазым. Часова он признал, даже вспомнил, как под Харьковом вместе в контратаку ходили.

— Так это твои «тридцатьчетверки» левей меня шорох наводили? — Алексей засмеялся. — Вот и свиделись в спокойных краях… Ты хоть разобрался, что тут делать?

— В основном здесь грузовые машины. В кузовах — консервы, обмундирование, медикаменты, мука и крупы. Американские корабли привозят грузовики в порт на юге Ирана, шофера этой части пригоняют машины в Тавриз, потом за руль садятся фронтовые водители и везут это богатство в Джульфу и дальше, в Союз. Как я понял, моей команде положено получить десять грузовиков с провиантом.

112