Полуприкрыв глаза, Гитлер представил недалекое будущее. Он сидит в кинозале рейхсканцелярии, рядом с ним — Ева Браун и другие верные друзья и сподвижники, а на экране показывают документальный фильм о казни Сталина. Как жаль, что человека можно убить всего однажды — Гитлеру очень хотелось увидеть, что Сталина расстреливают, вешают, четвертуют и гильотинируют. Печально вздохнув, он подумал, что придется выбрать один, самый мучительный, вид казни.
От этих приятных мечтаний фюрера отвлек раздражающий шепот за спиной. Резко обернувшись, он обнаружил две пары восторженно-глупых голубых глаз, — восхищенно обсуждая своего фюрера, в коридоре топтались шлюхи из обслуги — официантка и секретарша. Идиотки не могли избавиться от манеры подкрадываться к нему сзади и пялиться, как на статую Фридриха Барбароссы. Моментально изобразив приветливую улыбку, Гитлер сделал комплименты их платьям и прическам, после чего торопливо шагнул в холл и занял прежнее место за столом.
Вслед за ним проскользнули младшие приближенные адъютанты, стенографистки, машинистки. Обнаружив многочисленную аудиторию, Баур принялся рассказывать, как они с Герингом охотились в лесах Силезии.
Страдавший ожирением рейхсмаршал старался побольше ходить пешком, чтобы сбросить излишек веса. Он часами слонялся по зарослям с ружьем, килограммы выходили из толстяка литрами пота, и после стирки мундир висел на Геринге, словно мешок. Личный портной ушивал всю одежду, подгоняя под новые формы телосложения. К сожалению, после плотной трапезы перешитый костюм становился тесным, и портному приходилось снова распускать пояс.
Пока Ганс весело расписывал страдания тучного Рейхсмаршала, Гитлер слушал рассказ вполне благосклонно, даже улыбался в особо смешных местах. Однако затем пилот все-таки заговорил про охоту, когда они с Герингом застрелили кабана, оленя и полсотни диких уток. Сентиментальная натура фюрера не стерпела такого варварства, и он, кисло морщась, произнес хорошо поставленным голосом, в котором сквозил мягкий австрийский выговор:
— Признаюсь, я не могу понять, почему некоторые люди столь жестоки. Я могу понять, если человек убивает животных, чтобы прокормиться. Но убивать ради спортивного удовольствия — это кажется мне совсем неправильным и несправедливым! Ведь охотники не оставляют зверю шанса… — Гитлер понял, что снова кричит, как на митинге, и заговорил спокойнее: — Впрочем, я могу понять охоту, когда зверь и охотник честно сражаются на равных. Когда шансы охотника быть разорванным на кровавые куски равны шансу зверя быть застреленным.
Он понимал, что тянуть больше нельзя. Как бы ни было приятно в обществе этих милых людей, долг звал его в другой бункер. Оберст-лейтенант Шмундт, его адъютант от сухопутных сил, уже давно бросал на шефа тоскливые взгляды, намекая, что в картографическом кабинете собрались штабные полководцы, нетерпеливо ждущие своего главнокомандующего.
Снова вздохнув, Гитлер поднялся из-за стола и строго посмотрел на Шмундта. Тот послушно пошевелил челюстью, готовясь доложить, но адъютанта перебила молоденькая секретарша Гертруда Вебер, воскликнувшая:
— Ах, фюрер, вы так прекрасно говорили!
— Спасибо, фрейлейн, — ответил искренне растроганный Гитлер и добавил, распаляясь: — К сожалению, мне придется покинуть вас, чтобы вправить мозги кучке напыщенных болванов.
— Опять будут болтать обычные глупости, — сочувственно поддакнул Шауб.
— Еще бы! — Гитлер взмахнул руками, снова переходя на митинговый стиль. — Они надоели мне своими причитаниями о законах военного искусства! Если бы я слушал идиотские советы трусливых аристократических свиней, Германия давно была бы повержена и лежала в руинах! Они отговаривали меня от войны с ничтожной Польшей, они боялись штурмовать «линию Мажино», они пытались саботировать вторжение на Британские острова! Однако я настоял на смелых решениях, и всякий раз исход событий показывал, что я опять был прав! И несмотря на это, они продолжают возражать, будто я неправильно управляю войсками в России, но именно «неправильные» указания привели к грандиозным победам, каких не знала история! Ни Наполеон, ни Чингисхан, ни даже великий Аттила не захватывали таких пространств! Тупоголовые генералы лепечут об устаревших законах военной науки, а я создаю новую военную науку — науку стратегического вдохновения, помноженного на политическую интуицию! Воля вождя, храбрость солдата-германца, превосходство немецкого оружия и милость провидения — вот составные части наших неизменных успехов!
Умолкнув, он обвел соратников свирепым взглядом налитых кровью глаз. Аудитория трепетно молчала, потрясенная короткой вспышкой ярости. Наконец Аман произнес почтительно:
— Не слушай болтовню генеральских задниц. Принимай решения сам, ты всегда прав. Они должны усвоить, кто командует Вермахтом.
— Самый вредный из них — Гальдер, хоть и баварец, — добавил Шауб. — Ты заменишь его?
— При первой же возможности, — фюрер добавил по обыкновению неискренне: — Пока не решил, кого поставить на его место.
Позвав его резким жестом левой руки, Гитлер вышел в коридор. Они шли гуськом по коридору мимо застывших охранников: Гитлер, за ним — Шауб и замыкающий Шмундт. Бригадефюрер позволил себе продолжить важный разговор:
— Наверное, Йодль мог бы занять место Гальдера. Он никогда не возражает тебе.
— Да, Йодль — хорошая кандидатура, но он нужен на нынешнем месте. Я думал про Цейцлера — очень исполнительный штабной генерал.