Танки решают все! - Страница 30

Средняя из трех пушек носовой башни с ужасающим грохотом выбросила огромный столб огня, который расплылся густым облаком дыма. Последовала пауза, затем прогремел залп всех девяти орудий. Артиллерия развила бешеный темп стрельбы — не меньше трех-четырех залпов в минуту. Снаряды ложились где-то за горизонтом, и слабенький полевой бинокль Часова не позволял разглядеть результаты канонады. Ответных разрывов тоже не было видно. Тем не менее корабельные пушки продолжали палить — вероятно, стрельбу корректировал экипаж какого-нибудь самолета.

— Чего ж линкор не стреляет? — удивился Ладейкин.

— Далековато для старичка, — объяснил моряк, — на „Паркоммуне“ пушки доисторические, хоть и большого калибра. Наши семидюймовки бьют почти вдвое дальше.

Как бы отреагировав на их критические замечания, заворчали огромные башни линкора. С мачты донесся крик наблюдателя: „Гебен“ горит!» Все, кто был на палубе, в один голос завопили: «Ура!»

Потом вдруг ринулись вперед эсминцы и тральщики, но далеко не ушли, а принялись ходить кругами километрах в пяти от эскадры, и вокруг них лениво вздымались целые горы всклокоченной взрывами воды. Танкисты и пехотинцы сгоряча решили, что малыши попали под вражеский обстрел, и это рвутся турецкие снаряды, но моряки успокоили:

— Это они глубинными бомбами молотят. Не иначе, летуны предупредили, что подлодки пытаются атаковать конвой.

Примерно через четверть часа пришло сообщение, что лодка уничтожена, после чего эскадра, прибавив обороты, двинулась на сближение с противником. Потерявший ход «Султан Селим Явуз» горел очень эффектно, и «Парижская Коммуна» за десять минут прикончила его залпами со средней дистанции. А на горизонте уже проступил смутный силуэт горного хребта Истранджа.

Началась фронтовая рутина. Орудия били по береговым позициям, а тем временем тральщики утюжили дорожку через минные поля. К вечеру транспорты высадили на берег стрелковую дивизию и бригаду морской пехоты, усиленную батальоном легких танков. Уже за полночь крейсера подошли к дощатому причалу в крошечном портовом городке с труднопроизносимым названием. Измученная качкой пехота в радостном остервенении устремилась на сушу, а танкисты еще долго возились, разгружая свои пятидесятитонные машины.

Утром после получасовой артподготовки десантный корпус прорвал поспешно организованную оборону отбросив к югу остатки разгромленной турецкой дивизии. На плечах отступающих бригада тяжелых танков форсировала обмелевшую речушку Риза и ворвалась в селение Решадие.

До Босфора оставалось чуть больше трех десятков километров.

За следующие полтора часа танкисты не встретили ни одного вооруженного турка. Тем не менее бригада постоянно несла потери — машины то и дело выходили из строя по причине всевозможных поломок. К цепочке высот перед самым Стамбулом подошли всего полтора десятка KB, столько же БТ-7М и батальон мотоброневой бригады.

С холмов по ним ударили пушки, застрекотали пулеметы. Броневики немедленно растянулись в линию, ответив огнем с места, но танки продолжили движение, не обращая внимания на вражеские снаряды. В лобовую броню часовского KB ударили несколько болванок, однако десять сантиметров прочной стали были надежной защитой. Ухмыляясь, Леха направил танк на высоту, поднялся по склону, проутюжил гусеницами окопы пехотинцев и позицию артиллеристов, расстрелял из пулеметов не меньше десятка солдат-аскеров.

Защитники высот убежали, потеряв полторы сотни убитыми и вдвое больше — пленными. По приказу комбрига танки заняли позиции на обратных скатах, а на гребне расположились броневики. Стрелки торопливо переоборудовали оставшиеся после бегства турков окопы.

— Наши подтягиваются, — весело сообщил лейтенант Баранов.

Из тыла, бодро лязгая траками гусениц, приближались четыре отставших танка и несколько бронеавтомобилей БА-6 — очевидно, экипажи сумели наскоро подремонтироваться. Вместе с ними подошла колонна мотопехоты — на броневиках и грузовиках. Ладейкин, Часов и Сорокин встретили вновь прибывших, нашли КВ своих подразделении, направив танки на участки, где им положено находиться. О продолжении марша речи пока не было: на плоской равнине между холмами и стамбульским предместьем развернулась для атаки вражеская кавалерия — не меньше дивизии.

«Кажется, янычары вздумали броситься на нас в конном строю, — мысленно развеселился Леха. — Точнее, не янычары, а мамелюки. Янычары были пехотинцами…»

Артподготовку противник устроил совершенно несерьезную — вокруг красноармейских позиций разорвалось ничтожное число снарядов, не причинивших вреда броневикам и танкам. Разве что на отдельных БА-6 осколками пробило колеса.

В ответ KB дали несколько залпов осколочно-фугасными, которые легли в гуще изготовившейся к атаке живой силы. Потери там должны были случиться огромные, но турки все-таки пошли вперед.

— Мечта танкиста! — восторженно простонал Часов. — С шашками поперли на броню и пулеметы.

Основная масса конницы нацелилась на центр, но два рукава лавы устремились в обход флангов. Именно на фланге — на правом, поближе к черноморскому берегу, — стояла сократившаяся до трех машин рота Часова. Здесь же занимали позицию вооруженные пушками броневики. На Халхин-Голе эти БА-6 огнем с большой дальности поджигали японские танки «Ха-го», а уж сегодня, против конницы, вовсе были всесильны. Что уж говорить о громадных пушках KB, стрелявших шрапнельными снарядами.

Первые же выстрелы пушек нанесли плотно скакавшим туркам тяжелейшие потери, а с трехсот метров ударили пулеметы. Потоки огненного металла опрокидывали скакунов и наездников, громоздя на поле кровавый бруствер. Потеряв до трети личного состава, турки развернули коней и во весь опор помчались обратно, провожаемые щедрыми очередями.