— Побеждает сильнейший, — пробормотал Часов.
Сталин снова улыбнулся, на этот раз как-то очень снисходительно. Затем, отрицательно помотав головой, произнес:
— Нет, юноша. Побеждает тот, кто умнее. Кто умеет просчитывать события на много ходов вперед.
Они уже приблизились к остальным, и те, моментально оборвав разговоры, устремили преданные взгляды на великого человека. Однако Сталин замедлил шаг и почему-то спросил лейтенанта, как в Красной Армии оценивают боевую готовность в свете итогов финской войны и нет ли среди личного состава разочарования мол, огромная военная держава так долго цацкалась с крохотным противником. Часов нехотя признал: дескать, да, имеются такие настроения.
Ответ, как ни странно, пришелся Иосифу Виссарионовичу по душе. С интересом оглядев старшего лейтенанта, он осведомился, на каких танках довелось служить Часову. Наверное, Лехе было бы проще сказать, на каких машинах он не катался. В училище курсантствовал на стареньких, выпуска 20-х годов, МС-1, службу в Туркестанском округе начинал на Т-26 и плавающих танкетках Т-37, но вскоре пересел на БТ-5, с которым и отправился в Монголию. После Халхин-Гола попал в подмосковную бригаду тяжелых танков, но в финских снегах его трехбашенный Т-28 был подбит, и Часову пришлось пересесть на БТ-7. Потом война кончилась, и Часов получил взвод КВ.
— Стало быть, опыт имеете немалый. — Сталин одобрительно улыбнулся. — Чувствую, придется вам съездить за границу. Надо посмотреть опытным глазом на иностранные танки.
Он велел порученцу записать данные Часова, чтобы разыскать старшего лейтенанта, когда появится надобность. Затем Сталин снял теплую вязаную варежку, пожал парню руку, поблагодарил за очень интересную приятную беседу и, махнув Молотову и Ворошилову, направился к своему «ЗИСу».
Танкисты взмолились, упрашивая вождей сфотографироваться на память. Кремлевские обитатели не стали возражать. Щелкнул затвор новенького малоформатного «Спорта», запечатлев групповой снимок на память, и через минуту автомобили скрылись за пологом возобновившегося снегопада.
Сослуживцы обступили растерянного лейтенанта, возбужденно расспрашивая, о чем он так долго разговаривал с высочайшим гостем. Особенно горячился подполковник Щебетнев, но его беспокоило в основном, не выяснял ли вождь партии насчет благонадежности комсостава дивизиона.
Часов отвечал невпопад. Молодой командир был охвачен небывалым волнением. Еще бы: Сам! Товарищ Сталин! Удостоил его! И вдобавок благодарил! Много позже, будучи в высоком звании и на важных государственных постах, он начал догадываться, что подобные встречи с народом не только служили для получения необходимых сведений, но и были важной частью хорошо продуманной игры. Игры в доступность великого вождя, неустанно заботливого и тесно связанного с простыми советскими людьми. Игры, правила которой следовало изучить и твердо усвоить на будущее. Так создавалась легенда.
На второй день старшего лейтенанта Часова вызвали в ГАБТУ к генерал-майору Мочалову. Генерал оказался тем самым диввоенинженером, который бывал у них в бригаде на финском фронте. Мочалов куда-то сильно спешил, поэтому, черкнув записку, направил Леху дальше по инстанции — в комнату № 219. За столом в указанном кабинете сидела другая знакомая — Аня Светышева.
— Здравия желаю! — обрадовался Часов. — Вот уж, действительно, судьба.
— Вы ко мне? — Она удивленно подняла брови. — По какому вопросу?
— Понятия не имею. — Леха протянул ей записку. — Наверное, судьбе угодно, чтобы мы встретились.
Строго посмотрев на него, Светышева прочитала генеральское послание, после чего взгляд ее наполнился изумленным негодованием.
— Значит, это вы товарищу Сталину что-то про наши танки наговорили?
— Почему же наговорил? — обиделся Леха. — И не ваши это танки, а наши. Побеседовали мы с генеральным секретарем — он спрашивал, я высказал свое мнение. По-моему, он остался доволен.
— Еще бы! — Аня фыркнула. — Нас уже просветили. Дескать, командир-практик видит дальше, чем бюрократы из главка. Если не ошибаюсь, вы сказали, что надо ставить на КВ орудия большего калибра?
— Так точно…
Выслушав его рассказ, Аня поведала другую сторону этой истории, о которой старший лейтенант не догадывался.
Оказывается, после кампаний в Польше, Франции, Африке и Англии германское командование поняло, что танки Вермахта слабоваты. Пушки немецких машин не могли пробить толстую броню английских «Матильд», да и бронезащита у немцев была не ахти. Теперь в Германии налаживали выпуск новых моделей средних танков Т-3 и Т-4, нарастив их лобовую броню и установив более мощные орудия. Теоретически 75-мм пушка с длиной ствола в 43 калибра, которой будут, вероятно, оснащаться новые модификации Т-4, сможет пробивать броню советских Т-34 и КВ на средних дальностях. В свою очередь, ставшая толще броня немецких танков хорошо защищает от обстрела с больших дистанций.
— Значит, теперь наши машины не имеют абсолютного превосходства? — Часов насупился.
— Точнее, мы потеряем превосходство к следующей осени, когда германская армия получит достаточное количество модернизированных танков. Кроме того, нам известно, что Гитлер приказал фирмам Порше и Хеншеля разработать тяжелый танк посильнее, чем наш… — Она хохотнула. — …чем ваш КВ.
Аня добавила, что Сталин сильно гневался на кремлевском совещании. Танкостроители получили задание разработать усиленные машины с более толстой броней и мощной пушкой. Затем она сказала с улыбкой: