Не говоря ни слова, Сталин вопросительно посмотрел на военных. Василевский, Егоров и Антонов переглянулись с мрачными лицами. Затем начальник Генерального штаба высказался, не скрывая негативного отношения к этой идее:
— Если будет дана директива, войска, безусловно, перейдут в наступление. Учитывая, что в частях и соединениях осталось менее половины личного состава, примерно четверть техники, на исходе горючее и боеприпасы… — Он развел руками. — Передовые части Рокоссовского стоят в ста тридцати километрах от Варшавы. Полагаю, что с имеющимися силами мы сможем преодолеть не более половины этого расстояния.
Маленков раздраженно выкрикнул:
— Вы предлагаете погубить армию ради помощи этим авантюристам?
— Товарищ Василевский вовсе не предлагает наступать, он всего лишь отвечал на вопрос Верховного Главнокомандующего, — миролюбиво напомнил Сталин и вновь обратился к начальнику Генштаба: — Скажите нам, когда войска западного направления будут готовы начать Варшавскую и Краковскую наступательные операции?
Докладная записка с подробными сведениями лежала на столе Верховного с прошлого вечера. Василевский понял, что вопросы задаются ради протокола, поэтому четко отрапортовал: дескать, примерно через месяц-полтора. За это время на фронт прибудут маршевые пополнения, раненые бойцы вернутся в свои полки из госпиталей, будут отремонтированы поврежденные танки, заводы пришлют новые сотни боевых машин и тысячи тонн снарядов.
Верховный подвел итоги: дескать, наступление на Варшаву невозможно ни сегодня, ни через неделю, но будет начато, как только сложатся необходимые условия.
— Завтра же напишу об этом Черчиллю, — сказал он. — Союзники должны были заранее предупредить нас о подготовке восстания. Пора понять, что нельзя ставить русских перед фактом и требовать пожарных мер. Подумайте, чем мы можем помочь Варшаве на этом этапе — я имею в виду воздушные удары по немецким войскам, отправку диверсантов. Наверное, можно будет сбрасывать оружие на парашютах.
Берия первым откликнулся: мол, в его ведомстве найдутся поляки, готовые завтра же прыгнуть с парашютом хоть на Варшаву, хоть на Берлин. Попросив разрешения отлучиться, он выбежал из кабинета, чтобы поговорить по телефону с нужными людьми. Вслед за ним, правильно поняв намек, ушли остальные.
Когда захлопнулась дверь, Сталин сел напротив Молотова и знакомым жестом предложил высказываться.
Оставаясь вдвоем, они становились вполне откровенными, чего не позволяли себе даже в присутствии верного Политбюро. Вот и сейчас Верховный открытым текстом заявил, что не верит в успех восстания, потому что полякам отродясь ничего путного не удавалось. Тем не менее, сказал он, эту авантюру следует всячески поддерживать, чтобы немцы не подавили мятеж за несколько дней.
— Немцам придется бросить на усмирение Варшавы немалую часть резервов, которых у них и без того почти не осталось, — говорил он, скупо жестикулируя. — Это облегчит жизнь для наших фронтов, когда мы ударим по группе армий «Север».
— По-полезное дело, — кивнул второй человек государства. — Тем более что эта проклятая Армия Крайова не-не больно-то нас любит — вот пускай немцы ее и причешут. Нам же потом легче будет устанавливать порядок в шляхетских воеводствах… Почему мы должны помогать этим негодяям после того, как армия Андерса отказалась воевать в самые трудные дни под Ростовом? И вообще, помнишь, как в прошлом году аковцы не пришли на помощь восставшему варшавскому гетто? Отсидеться норовили, поберечь силенки, чтобы выступить, когда мы для них Польшу от немцев освободим.
— Поторопились хитрые паны, — согласился Сталин. — Думали, что наши танки скоро возле Варшавы окажутся. Приезжают глупые русские, а в Варшаве уже пшеклента шляхта заправляет. Не выйдет!
Они посмеялись, обсудили кое-какие вопросы, возникшие в связи с продвижением Красной Армии на Балканах и в Италии. Оба были едины в твердом убеждении: везде, куда ступит сапог советского солдата, правительства должны сформироваться из коммунистов. Европа, более того — Евразия — должна стать социалистической.
— Да и Африка тоже, — задумчиво проговорил Молотов. — Египет, Ливия…
— Боюсь, американцы постараются не пустить нас в Африку, — предположил Сталин. — Эту часть проблем придется решать позже…
Поскребышев сообщил через селектор, что прибыла сборная команда ученых и разведчиков, занимавшихся урановой бомбой. Довоенные разработки советских физиков-атомщиков, подкрепленные успехами всесильной резидентуры НКГБ в Америке, обещали вскорости одарить державу оружием невероятных разрушительных способностей. Бомба ожидалась года через два-три-четыре, порукой тому был запущенный в позапрошлом месяце реактор. Но к боеприпасу такой мощности требовалось быстрое средство доставки огромной дальнобойности. Сталин конкретизировал задачу: нужен серийный бомбардировщик сверхдальнего радиуса действия, который сможет при необходимости долететь до Северной Америки, а потом даже вернуться обратно… Хотя последнее было отнюдь не обязательно. Главное — добраться до цели.
— Поручим Туполеву и Мясищеву, — сказал Берия. — Между прочим, немцы делают какую-то ракету… — Он вытащил записную книжку, перелистал и зачитал по складам мудреное слово: — двух… сту-ча… двух-ступенчатая… Эта дрянь как раз предназначена, чтобы долететь до Нью-Йорка.
— Жаль, Циолковский помер, — задумчиво изрек Молотов. — Головастый был мужик, можно было ему поручить.